Казалось бы, нет ничего, что объединяло бы Манфреда МИМа и оперу. Мы все знаем, что такое опера. Даже если тяжело объяснить, что такое опера, мы сразу узнаем ее, как только увидим. Что же касается Манфреда МИМа, то здесь и объяснить тяжело, и знать мы его не знаем, в отличие от той же оперы. Даже если увидим его, то не поймем, с кем имеем дело. Хотя на самом деле мы его никогда и не увидим. Манфред МИМ всегда избегал внимания масс и своей узнаваемости. Поэтому он этого и не получил.

Впрочем, это не означает, что Манфред МИМ абсолютно безвестен. Хотя даже сам он говорил: «Нигде не записано, когда я родился». Так и есть. О его жизни сохранилась лишь эпизодическая информация. Например, известно, что он изобрел макроскоп задолго до его создания. Или что он был способен слушать звук, издаваемый плитняковым плато с помощью доломофона, главными элементами которого является лошадь и плуг. При всем при этом ему удалось сохранять здравый рассудок. Но чем дальше, тем больше стала вырисовываться общая картина, составленная из обрывков информации о нем.

Например, однажды Манфред МИМ обнаружил, что находится на Второй мировой войне — такое открытие неприятно удивило бы любого из нас. Поняв, что ситуация не исправится, Манфред вступил во французские союзнические войска и в качестве военного инженера отправился на поля сражений. Манфред не хотел убивать. Он хотел выяснить, возможно ли вернуться к исторической круглой форме пушечных ядер. Выяснилось, что ответ был отрицательный.

Этот ответ был неинтересен, и Манфред отказался от пушек. Он принялся изобретать бесконечный телевизор и железный пиксель. Он делал много заметок, и этот период его жизни сравнительно неплохо задокументирован. Потом, примерно с 60-х годов все заметки внезапно обрываются. Мы долгое время не могли найти этому объяснение. Ведь Манфред МИМ всегда был чем-то занят, при деле, так что у такого затишья не было логического объяснения. А затем, так же внезапно, объявились непонятные микрофильмы. После преодоления некоторого замешательства (мы даже не могли разобраться, что вообще изображено на микрофильмах, в качестве автора которых тем не менее твердо угадывался Манфред) у нас возникла абсолютно неожиданная гипотеза — а что, если это нотное письмо? Поначалу это казалось невозможным. Манфред всегда был большим изобретателем, и занятие звуками не было для него чем-то чужим, но действительно ли он взял и написал совершенно особую в своем роде партитуру?

Оказалось, что все еще сложнее. Ответ был найден в ящике рабочего стола, покрытом пылью и разным металлическим хламом. Заметки, найденные там, на деле оказались не чем иным, как либретто, которое по-новому оценивает события 60-х годов и различных исторических персонажей. В либретто также были отсылки и к куда более ранним историческим событиям – таким же далеким, как времена, когда была заложена доломитовая основа самому существованию эстонской культуры. Оказалось, что микрофильмы действительно представляли собой зашифрованную партитуру. Заключение, к которому мы пришли, было невероятным – Манфред МИМ написал оперу и оставил ее дожидаться тех времен, когда технические возможности сделают возможным реализацию его идей.

Единственный вопрос, который мы по-прежнему порой себе задаем – может, через сто лет технические возможности будут на еще более высоком уровне? К сожалению, машину времени, которая способна путешествовать в будущее Манфред МИМ не изобрел. Поэтому ответа на этот вопрос у нас нет, и мы ставим оперу сегодня.